судя по количеству и возрасту детей-сильно давнее. но написано хорошо.
mcreider.livejournal.com/12185.html

Марафон Турецкого
В тот летний день Михаил Турецкий не отходил от конвейера, разве что перекусить. Журналисты сменяли один другого, встречаясь в дверях «Хилтона», обменивались замечаниями вроде: «Ну как, он говорит?» - «Да, вполне адекватный человек, говорит складно, никаких проблем». А Михаил Турецкий сидел в фойе и давал интервью. Одно за другим. Он приехал со своей командой в Израиль буквально на пару дней: приглашать хор Турецкого на частные торжества в определенных кругах считается хорошим тоном, вот он и приехал. А поскольку в ноябре у него в Израиле гастроли, на этот раз - для широкой публики, то он дает интервью.

читать дальшеНапротив Турецкого за столиком пристроился его продюсер, флегматичный молодой человек высокого роста с длинными волосами. Так и промолчал отпущенные на беседу полчаса, и только под конец протянул визитную карточку с адресом электронной почты – просмотреть текст перед публикацией, чтобы не было недоразумений. Но узнав, что здесь так не принято, не настаивает.

Турецкий, видно, устал с дороги, но собран, отвечает четко, да еще успевает гулять взглядом по фойе, здороваться с кем-то, не прерывая, однако, интервью. Ясно, что не в первый раз рассказывает о том, что по образованию он хоровой и симфонический дирижер, создатель арт-группы, которая когда-то называлась «Еврейский хор», а с годами ее репертуар расширился и теперь это – вокальное шоу, ансамбль солистов, который представляет музыкальную программу, востребованную во всем мире. Главный упор – на голоса.

- Залог успеха – штучные голоса, высшее музыкальное образование, полученное в советские времена, и актерские данные. На сцене работают десять человек, все они в возрасте от 28 до 40 лет. Мужчины не молодые, но в самом соку. Голоса – от тенора-альтино до бассо профундо. Самое яркое украшение – 5 теноров, все они поют как вместе, так и раздельно. Сейчас мы хотим выйти за пределы русскоязычного населения, - бодро перечисляет Турецкий.

- Кто ваша публика?

- Те, у кого есть интелектуальный контент, начальные представления о культуре. Например, кто знает слова «опера», «джаз», «эстрада» - он нас поймет. А вот если люди говорят: «Консерватория? Нет, мы не знаем, что это такое. Наверное, это где огурцы в консервные банки закатывают», то таким сложнее. Но если они придут к нам на концерт, они тоже нас полюбят, это проверено, - удовлетворенно улыбается он и продолжает. - Мы выступаем и на вечеринках у олигархов на 20 человек, и на стадионах. Олигархов, правда, развлекать труднее, они бизнесом своим загружены. Да, вот уж не думал, что мы можем на стадионе петь – а выступали в Комсомольске на Амуре.


- Ну и как было?

- Стадион бился в такой конкретной попсовой шоу-судороге и был готов броситься на футбольное поле, чтобы танцевать. Насилу уехали, - с улыбкой говорит он, - нас как «Битлс» хотели порвать на части.

Пятнадцать лет в отрыве от языковой метрополии дают себе знать, и ваш корреспондент, затаив дыхание, впитывает новый русский язык, стараясь не пропустить ни одного слова.

Но хор Турецкого не только развлекает публику:

- Мы стремимся не только развлечь, но и посеять, чтобы проросло.
- Что сеете?
- Разумное, доброе, вечное. Экскурсы исторические и национальные, борьба добра и зла. Ну, давайте, что ли, к стилю перейдем, так ведь у вас журнал называется.
- Да подождите, давайте сначала про олигархов. Почему приглашают вас, а не других?

- У нас есть универсальность. Нам все равно, где петь. Вот Башмет, к примеру, может только в Консерватории играть. А мы можем работать и на стадионах, и в комнатах, и с микрофонами и без, любое техническое задание мы можем разрешить. Например, было дано задание в час ночи дать в Венеции на площади Сан-Марко концерт без микрофонов, потому что карабинеры не разрешают будить город. Итальянцы целый час стояли с открытыми ртами, а потом взорвались бешеными аплодисметами. Это был триумф. Репертуар у нас широчайший, он позволяет дать любую программу. И мы сами чувствуем, сами выбираем, где что усилить – эмоциональную сторону, танцевальную или интеллектуальную. Так что люди знают: Турецкий придет и сделает программу в правильном направлении.
- Про олигархов, про олигархов...
- Что касается того, кто нас приглашает, то если фантазия у вас богатая, то все, кто могут вам в голову придти, практически присутствовали на наших мероприятиях. Это всегда цивильно, высокохудожественно, это не праздник в сауне. Чем богаче и перенасыщенней публика, тем труднее ее удивить, потому что люди избалованы и сосредоточены на себе, на том, как они выглядят, они не всегда способны получать удовольствие, иногда количество денег так влияет на психику, что человек уже распорядиться ими не может, получать удовольствие от них тоже не может, что-то их грузит, напрягает, кто-то боится за свою жизнь. Некоторые устраивают себе праздник, потому что так нужно, иначе окружение их не поймет, а им праздник уже не нужен, веселиться они уже не в состоянии.

- Все, теперь давайте о стиле.

- Стиль жизни: колоссальное общение с людьми, причем с разными. Мне все равно, кто они по национальности, профессии и возрасту, главное, чтобы нам было вместе интересно. Я стараюсь свое время сконцентрировать до предела, чтобы наполнить его интересными встречами. Должен обязательно присутствовать спорт – я хожу в тренажерный зал и у меня есть тренер специальный, я должен на сцене выглядеть хорошо и иметь силы, потому что для нашей деятельности нужно иметь колоссальное здоровье.

- Что любите?
- Люблю разные рестораны. Вот русские рестораны не люблю. Иногда люблю японские, китайские блюда. Люблю итальянскую кухню и вообще очень уважительно отношусь к Италии как колыбели культуры и как флагману дизайна, мебели, одежды и в области кухни это тоже выдающаяся страна.

Стиль одежды. Раньше любил черные цвета, а теперь переосмыслил и пришел к полистилистике, эклектике, полюбил яркие цвета. Дольче Габбана, Труссарди нравится меньше, Кавалли больше, но Кавалли консервативный, а не на пределе его возможностей. На самом деле, я люблю красиво одеться, уделяю этому время – гардероб, бутики, имиджмейкеры... Я же работаю на сцене, я должен красиво одеваться, должен нравиться публике. И вне сцены артист должен быть флагманом, показывать людям, как одеться, особенно в провинции – там тебя толпы пожирают глазами и снимают с тебя некий образ: как одеться, что к чему должно подходить. Но если не мы, то кто? Телевизор? Там все выглядит несколько искаженным.

- Вы себя чувствуете инопланетянами, когда приезжаете в провинцию?

- Нет, провинция уж нынче не та. Мы ездим по цивилизованной провинции, в города, где есть миллион жителей, бывает, что и меньше, но есть большая жажда искусства. В Биробиджане были, и мы были для них, как кислородный баллон – они говорили: «Мы этого концерта ждали всю жизнь». Добраться туда нелегко, сперва на самолете 9 часов, потом на машине 450 км, но для меня это была «мицва». И в Хабаровске, во Владивостоке, Екатеринбурге, мы всюду были.

- Говорят, у вас интересная квартира...

- Ну, знаете, это такой стиль, «контемпорари», не арт-деко - облегченный, демократичный, модерновая мебель, заказанная в США – у меня супруга гражданка США, она на этом настояла. В квартире должно быть много пространства, меньше коробок, меньше стен, и стены должны быть изогнутыми. Тона светлые. Я вот люблю такой светло-сиреневый, терракотовый или светло-светло розовый. В одежде не очень люблю теплые тона, предпочитаю холодные.

В Израиле я бываю 5-6 раз в году, тут у меня друзья и выступления, тут я могу быстро восстановиться, эта страна дает мне силы, это я почувствовал с первого раза, в 90-м году, когда сошел в Хайфе с парома. Я уезжал отсюда со слезами на глазах, - говорит Турецкий, и ясно, что это не поза. – И потом в 91-м я просто не хотел уезжать, так пропитался, я тут долго был, ходил пешком, был в Яд ва-Шеме, в Большой синагоге в Иерусалиме. Я просто не хотел уезжать, почти остался, меня вытолкнули. А теперь уже проще, как на электричке, мир меняется. Границы стачиваются, главное – границы между людьми, которые не могут друг друга понять. А музыка одна из тех редких форм, которые могут людей сблизить. Когда в одном концерте есть музыка разных конфессий и светских течений, люди становятся терпимей, когда они понимаю, что вот оно все здесь. Я не уверен, что все евреи меня поддержат, но я считаю, что человека нужно оценивать не по национальным, а по интеллектуальным данным, по тому, как он проявляет себя в этой жизни. Среди нашего брата еврея есть такие персонажи, что стыдно за нацию.

- Вы открытый человек?
- Буду делать все, чтобы с ростом популярности не закрываться – я не верю в счастье закрытых людей. Я боюсь того времени, когда нужно будет ходить с телохранителями и скрываться от журанлистов, чтобы к тебе не вязались. Я даже думаю, что как бы по телевизору не слишком засвечиваться, чтобы толпа не узнавала.
- Вы что же, такой знаменитый человек?
- Да, и не только в Москве, но и в регионах – вот можете спросить у таксиста в Сочи, знает ли он, что такое хор Турецкого, и он скажет – да, знаю.

Турецкий – прирожденный актер, и даже эту крошечную реплику воображаемого таксиста он не произносит, а играет, и играет хорошо – простого малого, который знает кое-что и о культуре. Он продолжает:
- Но я и сам могу его спросить, потому что он моего лица не помнит – нас 10 лиц в телевизоре и это размывается. На сцене я более классичный, а в жизни – более попсовый человек. Я, например, люблю на некоторые концерты приезжать на лимузине, а в жизни я никогда на лимузине ездить бы не стал, дурацкая машина. В жизни я стараюсь забывать, что я артист, потому что если люди остаются в образе, начинается клиника, и они становиятся омерзительными.

- У вас есть дети?

- Да, у меня дочь 20 лет и еще малышка. Детей, я думаю, должно быть больше, но я не могу отдавать им достаточно внимания. Мой принцип – не экономить, и когда я каждый день отдаю себя такому количеству людей, то сделать одну женщину счастливой мне очень трудно, практически невозможно.

Мы даем людям фантазии, которых им не хватает в жизни. Я знаю, что после наших концертов некоторые люди как после наркотиков – возбужденные и счастливые. Многие говорят – мы такого концерта ждали 10-15 лет. Поэтому мы себя не жалеем, и когда зал 15 минут отдает тебе это тепло, ты заряжаешься снова и ты не уйдешь опустошенный.